Тайны Парижа. Том 1 - Страница 133


К оглавлению

133

Потом каждый из приглашенных окропил гроб несколькими каплями святой воды.

Сначала подошел барон де Ласи; старик, лишившийся наследника, преклонил колени перед катафалком и сказал разбитым голосом:

— Гонтран, возлюбленный сын мой, последний из рода де Ласи, спи с миром.

За ним приблизился, рыдая, де Фруадефон и проговорил:

— Муж дорогой моей Жанны, прощаю тебе, что ты разбил сердце моего ребенка.

Наконец подошла Жанна. Вздрогнувшая толпа почтительно расступилась перед вдовой-девственницей, брачная ночь которой обратилась в ночь отчаяния…

Жанна уже не плакала; Жанна подошла твердыми шагами. Походка ее была гордая и надменная, точно она шла требовать правосудия, — как это случалось три века тому назад, — у короля Франции и побудить его отомстить за убийство ее мужа.

Она близко наклонилась над гробом, как будто хотела поговорить с умершим, и она действительно тихо сказала ему:

— Дорогой Гонтран, если душа твоя носится в пространстве под этими темными сводами, если смерть не обращает в ничто, если ты можешь еще услыхать мой голос, то выслушай меня, дорогой Гонтран, выслушай… Над гробом, где спят твои останки вечным сном, потому что раскаянием ты искупил свои грехи, я клянусь посвятить каждый час, каждую минуту моей жизни преследованию твоих убийц и мести за тебя. Спи с миром, друг: убийцы твои умрут наказанные.

И вдова, склонившаяся для того, чтобы произнести эту страшную клятву, поднялась величественная и сильная.

Жанна постарела на десять лет.

Она должна была сделаться орудием мести справедливо раздраженного Провидения!

XVIII

Три месяца спустя после похорон маркиза Гонтрана де Ласи, в мартовское утро, почтовая карета галопом въехала в Париж через заставу Св. Иакова, проехала по улице того же имени до Сены, обогнула набережную, миновала мост Согласия и остановилась в Елисейских полях около Шальо перед решеткой небольшого отеля, где мы некогда видели сына полковника Леона. На шум подъехавшего экипажа отворилось окно, и через несколько минут из дома выбежал с криком радости старик.

Старик Иов узнал своих господ! Действительно, из дорожной кареты вышли Арман и его отец. Они вернулись из Италии.

Арман ездил искать облегчения своему недугу под теплыми лучами полуденного солнца, и юноша, раньше болезненный и хрупкий, вернулся сильным и здоровым после четырехмесячного отсутствия. Наоборот, полковник уже не был прежним мужественным и властным человеком, со статной и величавой осанкой, энергичным лицом и стальными мускулами. Казалось, он постарел лет на десять.

Болезнь сына, постоянные переходы от надежды к отчаянию разбили этого железного человека; силы его истощились от продолжительных бессонных ночей, немых страданий и отчаяния. Его когда-то черные волосы поседели на висках, губы потеряли правильность очертания, а глаза сделались мрачны и тусклы. Иов едва узнал его.

— Старый товарищ, — сказал ему полковник, — мне часто приходила мысль, что бедный сын мой умрет; я так часто дрожал, чтобы морской ветер, столь опасный для больных, не лишил меня его, что в течение трех месяцев постарел на десять лет.

И железный человек, говоря это, бросил на юношу взгляд, полный восторженной любви.

— Дорогой мальчик… — прошептал он.

— Черт возьми, полковник, зато теперь он оправился и возмужал.

— Ах! — ответил счастливый отец. — Он будет жив, я знаю это… и я хочу, чтобы он прожил жизнь счастливо.

Тень печали пробежала по лицу старого воина, и он сказал:

— Ему надо много денег.

— Мы их достанем.

— Ах! — таинственно заметил Иов. — Быть может, мальчик слишком торопился жить… он наделал очень много долгов!

— Их заплатят, — сказал полковник. — Теперь, черт возьми, наступает неприятное положение для моего общества… Я потребую свою долю… львиную долю!

И в то время, как Арман помогал камердинеру доставать чемоданы из кареты, которая въехала во двор, полковник

прибавил про себя:

— Только бы они не заметили, что я сделался стариком, то есть человеком, которого нечего более бояться! Но он тотчас же выпрямился и прибавил:

— Ради Армана я снова помолодею! Затем, обратившись к Иову, сказал:

— Старик, очень вероятно, что мы снова отправимся

путешествовать.

— Опять! — вскричал удивленный Иов. — Значит, вы опять хотите увезти от меня мальчика?

— Нет, так как ты поедешь с нами.

— Ну, это другое дело, полковник; у старого Иова еще здоровые ноги и глаза, и он может пуститься в путь. А куда мы поедем?

— Очень далеко.

— Э! Да не все ли равно! Хоть на край света.

— Быть может, даже в Америку.

— Чудесная страна!

— Быть может, в Индию… право, не знаю.

— Если мальчик поедет с нами, нам везде будет хорошо. — Однако, — поспешил прибавить полковник, — весьма

вероятно, что мы никуда не уедем. Все зависит от обстоятельств…

— Хорошо! — сказал Иов, угадав, что у полковника есть тайна. Полковник пошел к Арману и повторил ему то же самое.

— Друг мой, я отправляюсь к себе. Сегодня я ночую на улице Гельдер. В первый раз в течение трех или четырех месяцев я разлучаюсь с тобою на целые сутки, но эта разлука будет последней…

— Отец…

— Слушай: тебе очень хочется жить в Париже?

— Нет, если вы уедете отсюда.

— В таком случае, мы, может быть, уедем… Ты узнаешь это завтра. Я приеду обедать к тебе.

Полковник сел в ожидавшую его почтовую карету и приказал везти себя на улицу Гельдер, где его ждали несколько писем.

Неделю назад, приехав в Марсель, полковник разослал членам общества следующий циркуляр:

133