Тайны Парижа. Том 1 - Страница 139

139

— Как! Ваша любовь остается без ответа? — спросила танцовщица.

— Да, сударыня.

— В таком случае, — сказала она с улыбкой, — я понимаю ваше отчаяние. Разве любящая женщина могла бы довести вас до отчаяния?

— Вы добры, — сказал Арман и сразу выпил свой стакан до дна; капнувшая туда слеза смешалась с последней золотистой каплей хереса.

— Дорогой Арман, — сказала Нини Помпадур, — Мориц оказал вам плохую услугу, рассказав тайну вашего сердца.

— Вы так думаете?

— О, конечно, потому что мы вас так замучаем, что вы должны будете во всем нам признаться.

Арман с улыбкой взглянул на нее.

— Не могу, — сказал он.

«Он скрытен, — подумала Фульмен, — значит, он любит горячо: вот первый человек, который подходит к моим требованиям. Только один Мориц Стефан мог найти такое исключение».

— О, — сказала она громко, — однако я поклялась, мой дорогой гость, что я разгадаю вашу тайну.

— Если вы ее разгадаете, — сказал молодой человек, улыбаясь, — то вы узнаете больше моего.

— Неужели?

— Что касается меня, то я до сих пор не знаю, как зовут женщину, которую я люблю.

— Вот как! — вскричал поэт. — Мне кажется, что я не на шутку чую здесь роман.

— Роман бывает и в действительной жизни, — важно заметила водевильная энженю, которая довольно хорошо исполняла современный репертуар.

— Арман, мой милый друг, — возразил Мориц Стефан в то время, как молодой человек машинально пил вино, которое Фульмен не переставала ему подливать, — ты, быть может, влюбился в статую?

— Имена статуй известны.

— Ты прав.

— Кого же вы любите? — настаивала Нини Помпадур с капризным упрямством избалованного ребенка.

— Может быть, вас, — ответил Арман с очаровательной улыбкой.

— Это дипломатично! — заметил Мориц.

— Милостивые государыни, — сказал Арман с легким раздражением, — разве вы не видите, что наш друг Мориц смеется над нами?

— Полноте!

— Я никого не люблю!

— Ты дашь в этом честное слово? — спросила Мальвина, молчавшая до тех пор.

— Я отвечу вам на это старинной пословицей, — сказал Арман.

— Мы ждем твою пословицу.

— Стрелять из пушки по воробьям, поить лошадь на ходу, расхваливать свою жену первому встречному и давать слово на ветер — значит иметь ветренную голову и трусливое сердце.

— Арман прав, — сказала Фульмен, — честное слово зря не дают. К тому же мы не инквизиционные судьи, и он имеет право не разглашать своей тайны.

Арман начал отрицать свою любовь после того, как признался в ней; когда он услыхал слова Фульмен, принужденная улыбка исчезла с его губ. Он вдруг сделался мрачен, задумчив и, по-видимому, погрузился в какие-то воспоминания, заставившие его забыть место, где он находился, и сделавшие его глухим к шуткам, к взрывам смеха, к шумному веселью, царившему вокруг него.

— Ну! — вскричал Мориц. — Он похож на Архимеда, решающего свою проблему. Земля может рушиться или разверзнуться, и он не заметит этого.

— Ты ошибаешься, Мориц, — сказал Арман, быстро подняв голову, хотя винные пары, без сомнения, уже бросились ему в голову.

— Арман, — прервала его слова Фульмен, заметившая, что бледность молодого человека сменилась легким румянцем, свидетельствовавшим о его опьянении, — выпейте-ка за здоровье женщины, которую вы любите, и сохраните тайну ее имени.

Нервная дрожь пробежала по телу Армана, и рука его, подносившая стакан, тряслась.

— Та, которую я люблю, не имеет имени, — сказал он.

— Женщина без имени, вот-то потеха! — рассмеялась Мальвина.

— Мориц был прав, — продолжала Нини Помпадур, — начало походит на роман.

— А кончится, как драма в театрах Амбигю или Порт Сен-Мартен, — сказал Мориц гробовым голосом.

Арман поднял на него неподвижный тусклый взор, свидетельствовавший о том, что опьянение уже наступило.

— Наконец, — воскликнул он, нервно смеясь, — если вам уж так нужно знать ее имя, то зовите особу, которую я люблю, «Дамой в черной перчатке»! Другого имени ее я не знаю.

— Господа, — сказала Нини Помпадур, — Арман пьян.

— Возможно.

— И он бредит.

— Нисколько.

— Так почему же он зовет ее «Дамой в черной перчатке»?

— Потому, что я всегда видел, что на правой руке ее была надета черная перчатка.

— И на ней всегда была только одна перчатка?

— Да, одна.

— А где вы встречали ее? — спросила Мальвина.

— Везде.

— Значит, эта женщина — призрак?

— Может быть…

— Решительно, — пробормотала Нини Помпадур, — Арман или смеется над нами или пьян.

— Допустим, что я пьян, и оставьте меня в покое с моей любовью, — сказал он нетвердым голосом, обнаруживавшим в нем лихорадочное нетерпение людей, чувствующих, что они начинают терять рассудок, а вместе с тем могут выдать тайну, которая до тех пор так тщательно скрывалась ими.

— Нет! Нет! — настаивала Фульмен. — Вы должны рассказать нам о вашей странной любви, Арман.

— Моя любовь — одна мечта…

— Пусть так! Ну, и мы тоже помечтаем… Теперь два часа ночи, и в это время обыкновенно засыпают.

— О! — сказала Мальвина, усадившая рядом с собою на маленький диванчик банкира, — что касается меня, то я уже сплю и вместо подушки взяла миллионера. Я уверена, что увижу золотой сон.

Арман был по-прежнему мрачен и задумчив и опустил свою отяжелевшую голову на грудь. Фульмен поняла, что время признания наступает. Действительно, Арман взглянул на нее и сказал ей с горькой усмешкой, в которой вылились его давно сдерживаемые немые страдания.

— Итак, вам очень хочется узнать человека, который безнадежно любит женщину, взор, улыбка и вся жизнь которой является загадкой?

139