Тайны Парижа. Том 1 - Страница 176

176

Марта, казалось ему, вовсе не умирала, так как он забыл все события, совершившиеся в течение истекшего года. Ему казалось, что он заснул накануне вечером после одной из длинных прогулок, которую он обыкновенно совершал вместе с нею по берегу моря. Но эта иллюзия длилась всего одно мгновенье, и воспоминания сначала медленно, затем с быстротой молнии начали следовать одно за другим. Он вспомнил, что Марта умерла… и мало-помалу все подробности загадочной драмы, которая была известна только Богу, Жермену и ему, встали в его мозгу вместе со страхом и угрызениями совести.

Однако он не мог объяснить себе, каким образом и зачем он очутился в зеленой комнате замка Рювиньи, откуда он выехал год назад вслед за бренными останками жены.

Но в то время, как он искал объяснения своему присутствию в замке, где воскресали его угрызения совестя, неумолимые и мучительные, как адское пламя, он увидал в углу, у камина, чью-то тень, смутно обрисовавшуюся при последней вспышке пламени; эта тень была силуэтом женщины… Тогда у него мелькнула мысль, что немые тени явились преследовать его… И этот раньше сильный ум почувствовал себя объятым ужасом… Ему казалось, что он видит свою жену, Марту де Шатенэ, вышедшую из могилы… И так как тень продолжала двигаться и медленно приближалась к его постели, то капитан Гектор Лемблен, когда-то бывший храбрецом на поле битвы, скептик и безжалостный в своей частной жизни, ужаснулся… Он приподнялся на кровати, испуганный, с холодным потом на лбу, со вставшими дыбом волосами и блуждающими глазами… Вытянув руки вперед, он хотел как бы оттолкнуть привидение и закричать… Но глухие звуки с трудом вылетали из его судорожно сжатого горла, и он мог только прошептать сдавленным голосом:

— Марта… Марта… не подходите… Марта… простите меня… я сильно страдал… я раскаялся…

Но тень сделала еще шаг, и чья-то рука коснулась руки капитана.

— Как вы себя чувствуете? — произнес приятный, мелодичный голос, который сразу рассеял лихорадочный страх и бред, овладевшие Гектором Лембленом, и пробудил в то же время его воспоминания…

Капитан перестал кричать; он опустил поднятые руки и лежал неподвижно, приковав глаза к тени, очертания которой сделались теперь более ясны и потеряли свою фантастичность. В камине пламя вспыхнуло ярко и осветило комнату, так что капитан узнал Даму в черной перчатке.

Тогда ум его окончательно прояснился; он вспомнил все, и события одно за другим, начиная с самого его отъезда из Парижа под предлогом розыска шкатулки генерала до прибытия в Рювиньи, приезда майора Арлева и его спутницы, и потрясшего его кровавого отпечатка на стене, пронеслись перед ним… Но дальше капитан не помнил ничего.

Что же произошло потом?

О! Его гости, без сомнения, видели роковое доказательство его преступления… Они, конечно, все угадали, все узнали. Капитан не решался еще допустить третье предположение, что они могли дать знать о его преступлении правосудию. Однако человек, который только что дрожал от суеверного страха пред тенью, которую он принимал за призрак, вышедший из могилы; человек, видевший пред собою олицетворенное человеческое правосудие и желавший защитить себя от него, и которому казалось, что последние искры догоравшего огня в камине освещали орудие казни, — этот самый человек, за минуту бессильный и объятый страхом перед призраком, вдруг овладел собой, почувствовал прилив энергии и приготовился к ожесточенной борьбе, ставкой которой являлась его жизнь…

Вместо того, чтобы закричать и искать спасения в бегстве, капитан, наконец, убедившийся, что его гости, по меньшей мере, подозревают, если не уверены в его гнусном проступке, сразу вернул себе ясность мысли и хладнокровие, и у него явилась даже мысль разыграть роль безумного человека, истерзанного нравственными муками, который все забыл во время своего обморока; он обвел вокруг себя бессмысленным взором, только что пришедшего в себя больного.

— Кто говорит со мной? Кто вы? — спросил он наконец. Дама в черной перчатке снова подошла к камину, взяла свечу, зажгла ее о ночник и вернулась к кровати. Капитан увидел на ее губах грустную улыбку; глаза ее были печальны и нежны, а голос свеж, мелодичен и искренен.

— Как вы себя чувствуете? Лучше ли вам? — спросила она.

В этих простых словах звучало столько доброты и участия, что капитан вздрогнул и спросил себя, неужели женщина может смотреть так, как она смотрела на него, и говорить так, как она говорила с ним, с человеком, которого считает преступником.

И вдруг у него блеснула надежда, что, может быть, они не заметили кровавых следов и, приводя его в чувство, забыли о постели, шкатулке и не взглянули на стену.

Дама в черной перчатке поставила свечу на столик, взяла чашку, налила в нее питье из маленькой склянки, помешала ложкой и подала капитану.

— Выпейте, — сказала она с улыбкой.

В эту минуту Гектор Лемблен, который чувствовал то прилив сил, то слабость, сохранял полное присутствие духа и самообладание, так что с успехом мог продолжать разыгрывать роль человека, которому изменила память.

— Господи, Господи! — проговорил он. — Что случилось? Где я? Кто вы, сударыня?

— Выпейте сначала, — нежно и настойчиво повторила Дама в черной перчатке с улыбкой, которой никто не мог бы противостоять.

Он взял чашку, выпил и продолжал растерянно смотреть на нее.

— Вы спрашиваете меня, где вы? — сказала Дама в черной перчатке, садясь в кресло у изголовья кровати, — Вы у себя, в замке де Рювиньи.

— Ах! — произнес капитан голосом человека, напрасно старающегося разобраться в своих воспоминаниях.

176