Маркиз вернулся домой успокоенным, решив убить флорентинку, ради которой он потерял свое честное имя. Придя к этому решению, Гонтран, как и все преступники, желающие оправдать себя в своем преступлении, сказал себе, что Леона — единственная причина его позора — должна умереть. Это решение так прочно засело в голове маркиза, настолько укоренилось в нем, что он мысленно выбирал уже кинжал, которым должен был нанести удар, и с нетерпением ожидал, когда полковник доставит ему обещанные сведения.
Полковник сдержал слово. Через сутки Гонтран получил записку следующего содержания:
«Леона уехала в субботу из улицы Порт-Магон. Она поселилась на улице Шоссе д'Антэн, где два дня тому назад наняла себе небольшую квартиру через неизвестное лицо. Вечером она была в Опере и принимала в ложе молодого человека, пользовавшегося с некоторого времени большой известностью, Октава де Верна. Этот молодой человек вышел с нею под руку после спектакля. Леону видели на улице Шоссе д'Антэн только на следующий день».
— Она изменила мне! — пробормотал Гонтран, и глаза его гневно сверкнули.
Кочевые арабы рассказывают, сидя в своих палатках, историю о необыкновенной кобылице, в быстроте бега с которой не могла сравниться ни одна лошадь. Ее хозяин не променял бы ее на целое царство, если бы такая мена была предложена ему. Но однажды ночью в палатку проник вор, перерезал веревку, которой была привязана кобылица, вскочил на нее и ускакал. Араб проснулся от стука копыт кобылицы. Он понял, что бежать в погоню за похитителем значило потерять время напрасно, потому что кобылица мчалась быстрее ветра; но тем не менее он снарядился в путь и пошел по следам кобылицы, оставшимся на песке. Так шел он в течение месяца и наконец достиг деревни, где жил похититель. Последний, убежденный, что между ним и обворованной им жертвой лежит слишком большое расстояние, привязал благородное животное к пальме, которая росла посреди дуара, а сам предался послеобеденному отдыху, совершив омовение у соседнего водоема. Араб застал вора спящим и убил его. Затем он подошел к кобылице и сказал ей:
— Так как нашелся человек, помимо меня, который владел тобою, то пусть ноги твои никогда уже не коснутся песков пустыни.
И он вонзил свой ятаган в грудь кобылицы и убил ее так же, как и похитителя.
— Итак, — прибавил Гонтран, — я поступлю, как араб; убью и вора, и женщину, которую он похитил.
В письме полковника была следующая приписка: «Де Берн живет на улице Виктуар, 15; Леона обыкновенно обедает у него».
Гонтран взглянул на стенные часы. Было шесть часов.
— Превосходно! — решил он. — Я предстану перед ними, как статуя командора.
Он отправился пешком на улицу Виктуар и приказал передать свою визитную карточку де Верну. Октав обедал вдвоем с Леоной. Гонтран побледнел от гнева и обиды, когда увидел женщину, которую когда-то он так страстно любил, сидящей против нового соперника. Однако ни восклицание, ни движение не обнаружили его волнения: он оставался холоден и вежлив, как подобает светскому человеку.
— Милостивый государь, — сказал он, кланяясь де Верну и Леоне с таким видом, точно встретил ее в первый раз, — надеюсь, что я имею удовольствие быть известным вам, по крайней мере, по имени.
— Вы правы, — таким же холодным и вежливым тоном ответил де Берн.
Приветствуя друг друга и разговаривая с улыбкой, эти два человека обменялись уже взглядами, полными ненависти и вызовом на смертный бой.
— Сударь, — продолжал Гонтран, отказавшись сесть на предложенный ему де Верном стул, — позвольте мне задать вам нескромный вопрос.
— Говорите, с вашей стороны не может быть нескромных вопросов.
— С каких пор вы полюбили эту даму? И Гонтран жестом указал на Леону.
— Три дня назад, — ответил де Берн.
— Хорошо. И вы сильно любите ее?
— Страстно. Я готов оспаривать ее даже у короля, если бы тот отнял ее у меня.
— В таком случае, — продолжал Гонтран, спокойно и холодно улыбаясь, — вы, наверное, не откажетесь совершить со мною прогулку завтра утром, в семь часов, в Булонский лес.
— Не вижу ни малейшего препятствия к этому.
— Вы захватите с собою пистолеты и шпаги.
Де Берн удивился, что ему предлагают взять два рода оружия.
— Сначала мы обменяемся пулями, — сказал Гонтран, — и если никто из нас не будет убит, то будем драться на шпагах до тех пор, пока не достигнем результата.
— Я понял и на все согласен, — спокойно ответил де Берн.
Гонтран взглянул на Леону.
— Сударыня, — обратился он к ней, — так как вы являетесь наградой победителю, то справедливость требует, чтобы вы сохраняли нейтралитет. Вы должны возвратиться на улицу Шоссе д'Антэн. Не угодно ли вам отправиться туда?
Тон и жест Гонтрана и на этот раз были так же повелительны, как некогда в Абруццких горах, в то время, когда он отнял Леону у бандита Джузеппе, превратившегося в важного вельможу.
Леона вспомнила это обстоятельство, и влияние Гонтрана, ослабленное на время личностью полковника, воскресло с новой силой. Леона встала, покорная и преданная, как побежденная львица.
— Леона! — вскричал де Верн. — Вы не уйдете… я не хочу этого!
Леона медленно шла к выходной двери. Тогда де Верн вне себя бросился, чтобы загородить ей дорогу, и закричал:
— Вы не уйдете!
Но Гонтран грубо схватил его за руку.
— Перестаньте, — сказал он, — я думаю, вы не захотите сделаться тюремщиком женщины.
— Эта женщина моя! — вскричал де Верн.
— Будет вашей, когда вы убьете меня, но не раньше.
— В таком случае вот что, — сказал молодой человек вне себя, — у меня есть оружие здесь… будем драться сейчас, если вы согласны.