Тайны Парижа. Том 1 - Страница 78

— Дорогой Виктор, — сказал младший из секундантов, — хотя ты старше нас, но заставляешь нас делать глупость за глупостью и про тебя по правде можно сказать, что молодость твоя пережила твой сорокалетний возраст и седые волосы.

— Пусть так! — ответил ментор. — Но к чему делать упреки за невинную шутку?

— Хороша шутка, которая может стоить жизни нашему другу и уложила его противника на полгода в постель.

— Все это пустяки!

— Ты уверил де Верна, что ему необходимо подраться на пистолетах; де Верн, ветренная голова, и поверил тебе на слово. Затем ты ему посоветовал во что бы то ни стало завладеть Леоной, он и тут последовал твоему совету. А вот и последствие — наша утренняя прогулка.

— Ну, что ж! До сих пор еще не случилось ничего худого.

— Но может случиться через час.

— Почем знать?

— Друг мой, разве ты не слышал, что сказал де Верн. Де Ласи хочет драться насмерть сначала на пистолетах, а затем на шпагах. Это будет борьба дикарей!

— Ну, что ж! Тем хуже для него! — вскричал ментор с нетерпением. — Де Верн убьет его.

— Или сам будет убит.

— Никогда! — воскликнул старый ветренник. — Взгляни на него: разве такой спокойный и так хорошо владеющий собою человек может быть убит?

— Положим! — согласился второй секундант. — Ну, а взгляни вот туда; смотри: там, у дерева, сидит и курит сигару маркиз де Ласи; он так же спокоен, как и его противник. Однако один из них через час должен быть убит.

Карета остановилась; секунданты вышли и пошли навстречу свидетелям Гонтрана.

Де Верн привязал лошадь к дереву, закурил новую сигару и дожидался окончания совещания секундантов.

— Господа, — сказал майор де Вернер, — дело, по-видимому, нельзя уладить.

— Когда дело дошло до дуэли, то очень трудно его уладить, — сухо заметил ментор.

— Положим, — согласился второй секундант де Верна, — но можно смягчить некоторые условия.

— Какие? — спросил полковник.

— Предлог к ссоре, в сущности, настолько ничтожен, — продолжал примиритель, — что дуэли на пистолетах или на шпагах, до первой крови, будет вполне достаточно.

— Невозможно! — настаивал майор де Вернер. — Де Ласи непременно хочет драться насмерть.

На этот ответ не могло быть возражений; четверо свидетелей поклонились друг другу и начали совещаться. Сначала бросили жребий, на чьих шпагах должны драться противники, и судьба решила в пользу де Ласи. Относительно пистолетов было решено, что каждый из противников будет стрелять из своего. Расстояние между дерущимися определили в двадцать шагов, причем противники должны были, стоя на своих местах, стрелять по данному сигналу. Гонтран и де Верн, стоявшие до сих пор в стороне, теперь сошлись и обменялись поклоном.

Де Верном внезапно овладел необъяснимый страх, и он чуть-чуть побледнел. Ментор заметил это.

— Что с тобою? — спросил он. — Ты нездоров?

— Нет, здоров, — ответил Октав. — Но у меня есть странная примета.

— Какая?

— Каждый раз, когда я дрался, — а дрался я девятнадцать раз в течение десяти лет, — в тот момент, когда я брал шпагу, я чувствовал легкий зуд в ладони; это было хорошим знаком: противник мой или бывал убит, или тяжело ранен.

— А!.. И что же?

— Ну, а сегодня я не чувствую зуда, и это мне неприятно.

— Какая глупость!

— Ей-богу! — прошептал де Верн с грустной улыбкой. — Возможно, что я буду убит.

Ментор пожал плечами, но второй секундант Октава украдкой взглянул на молодого человека, и ему показалось, что он прочитал на его лице предвестие смерти.

«Бедный друг!» — подумал он.

Однако де Верн был слишком храбр, чтобы поддаться предчувствию. Он взял у секунданта пистолет и встал против Гонтрана.

Оба противника, с высоко поднятыми головами и пистолетами в руках, спокойные и гордые, ждали трех обычных ударов, которые должен был дать полковник Перселен. Раздались сразу два выстрела, но оба бойца остались невредимы.

«Рука у меня дрогнула», — подумал де Берн.

Действительно, его пуля задела только волосы Гонтрана, тогда как пуля маркиза пробила шляпу противника на две линии от головы. Оба метили друг другу в голову.

«Черт возьми! — сказал себе де Ласи. — Я плохо прицелился: я убивал голубя в шестидесяти шагах, а теперь промахнулся в двадцати шагах по человеку. Я буду метить в сердце, так будет вернее».

Не успел де Берн встать в позицию, как Гонтран выстрелил во второй раз, и рука Октава беспомощно повисла, выронив еще заряженное оружие.

— Какой позор! — пробормотал со злостью де Ласи. — Вместо того, чтобы убить, я прострелил ему руку.

Он подошел к де Верну прежде, чем кто-нибудь из секундантов успел подбежать к нему.

— Сударь, — сказал де Ласи, — прошу извинить меня. Я крайне неловок; если бы я ранил вас в левую руку, то беда была бы не особенно велика, потому что мы могли бы продолжать драться на шпагах.

— Успокойтесь, — ответил де Берн с улыбкой, несмотря на страшную боль, — я владею шпагой и левой рукой и надеюсь убить вас и тем вознаградить себя за потерю руки.

Де Берн спросил шпагу и снова встал на место. Его раненная, окровавленная рука беспомощно висела.

— Господа! — крикнули секунданты, решившие положить конец этой дикой бойне. — Господа, довольно!

— Подождите, подождите! — протестовал де Берн. — Моя рука причиняет мне мучительные страдания; я хочу рассеяться. Берегитесь, сударь, берегитесь!

Гонтран схватил шпагу, и между двумя противниками начался один из тех отчаянных поединков, которые всегда кончаются смертью одного из сражающихся. Де Берн дрался, как человек, ожесточенный от страшной боли и горевший желанием убить во что бы то ни стало своего противника, хотя и при этом он ни на минуту не забывал фокусов и хитростей, какие употребляются в фехтовании. Притом он был левша, что сильно смутило бы менее искусного противника, чем де Ласи.