Тайны Парижа. Том 1 - Страница 124


К оглавлению

124

— Но, дядя…

— Тра-та-та! Постой! Если бы мне пришлось снова начать жить, то я не остался бы холостяком. Неужели ты хочешь, чтобы наш род прекратился?

— Конечно нет, дядя.

— В таком случае подумай о том, что я тебе сказал, и пойдем ужинать…

Гонтран никогда не думал о женитьбе, хотя был последним в роде. В водовороте парижской жизни он забыл о традициях старых аристократических фамилий, которые охраняли их род от вымирания. Беседа с дядей заставила его призадуматься.

И по мере того, как преступник умирал в Гонтране, он становился прежним благородным человеком и начинал мечтать об очаровательном сновидении, которое называют жизнью вдвоем: о супружеской жизни, которую освящают Бог и люди, о длинном ряде счастливых и спокойных дней, которые проводят у семейного очага между колыбелью ребенка и кротким очаровательным взором молодой матери, с ясным челом и преданным сердцем, так же не похожей на те создания без имени, овладевающие нами в юности и губящие нас, как печальное туманное небо севера не похоже на ослепительную лазурь итальянского неба.

Легковерный и наивный, он мечтал о честной, тихой, праздной жизни провинциального дворянина, среди зеленой тени огромных деревьев, посаженных его предками. Ему казалось, что он видит грустную улыбку и прекрасные задумчивые голубые глаза уроженки Бокажа или Рейна, хрупкого, восхитительного создания, которому суждено восстановить род Ласи…

Старый барон угадал его мысли. Он понял, какая безграничная надежда, какой чудный мираж должны были зародиться от одного слова «женитьба», и хотел, прежде чем возобновить разговор, начатый перед ужином, чтобы Гонтран обдумал наедине его предложение.

В течение трех дней маркиз охотился с дядей, а длинные осенние вечера они проводили у камина. Барон не возобновлял разговора о женитьбе. Но на четвертый день у барона сделался припадок подагры.

— Дорогой племянник, — сказал он Гонтрану, — я снова сделаюсь угрюмым, а тебе наскучит охотиться одному. Поэтому позволь дать тебе совет…

— Я слушаю вас, дядя.

— Раз ты приехал сюда, то воспользуйся этим и навести наших родственников… Например, в Бокаже живет мой двоюродный брат, а твой дядя. Поезжай к нему и погости у него с неделю. Фруадефон много моложе меня и не страдает подагрой…

— Зачем же мне уезжать от вас?

— Потому что я болен.

— В таком случае, я буду ухаживать за вами…

— Против подагры нет лекарств. Она проходит сама собою, но во время припадков я люблю оставаться один. Ты вернешься через две недели, к тому времени болезнь пройдет, и мне снова будет двадцать лет.

Гонтран рассудил, что он обязан повиноваться барону, и уехал в Вандею. Между тем хитрый старик не вполне высказал свою мысль; им руководил тайный расчет в то время, когда он отправлял племянника к Фруадефону.

Фруадефон принял Гонтрана с радушием родного отца и представил его Жанне. Гонтран был ослеплен красотою своей молодой кузины и сознался себе, что никогда не встречал такой женщины, не исключая даже Маргариты де Пон. Когда-то, лет двадцать назад, у покойного маркиза де Ласи, отца Гонтрана, и у Фруадефона вышли небольшие недоразумения во время дележа наследства. После этого между ними установились довольно холодные отношения, перешедшие впоследствии в ссору, а потому Гонтран, никогда не встречавший де Фруадефона в замке у дяди, не видал и своей кузины.

Гонтран приехал в Вибрэ с намерением провести там неделю, а затем вернуться в Бретань; но он не заметил, как пролетело время, и не вспомнил даже о том, что дядя давно уже избавился от припадка подагры. Прошла неделя, потом другая; прошел наконец месяц. Жанна была так прекрасна!

Молодая девушка, ожидавшая того таинственного незнакомца, который должен был заставить забиться ее сердце, почувствовала, что какое-то дотоле незнакомое ей чувство беспокойства закралось в ее душу.

Гонтрану было тридцать два года; он был так же красив, как в то время, когда ему было двадцать пять лет, и житейские бури оставили на нем единственный отпечаток — легкую бледность и очаровательную грусть, которою светились его глаза.

В течение месяца молодые люди почти все время проводили вместе, гуляли в лесу пешком, катались верхом или сидели, как брат и сестра, в тени столетнего дуба, задушевно беседуя, точно дети, которые любят друг друга, но не отдают себе еще в этом отчета. Когда Гонтран смотрел на Жанну, она чувствовала, как по ее телу пробегает дрожь, а яркий румянец заливает ей лицо. Когда она поднимала свои большие голубые глаза на Гонтрана, маркиз вздрагивал…

Однажды утром маркиз де Ласи проснулся, окончательно очарованный детской прелестью и ангельской чистотой Жанны. Тогда он вспомнил совет бретонского дядюшки и сказал себе:

— Если бы я был мужем Жанны, я был бы самым счастливым человеком в мире! Этот ангел дал бы мне новую жизнь, рай на земле…

И жажда счастья, о котором он мечтал в замке, счастья жить вдвоем, сжимать друг другу руки над колыбелью, в которой спит ребенок — надежда их рода, снова внезапно проснулась в его душе в Вибрэ, и он подумал было пойти к Фруадефону и спросить его: «Согласны вы отдать мне руку Жанны?»

Но вдруг на смену этой чудной мечте явилось страшное видение… Прошлое встало перед ним… Явились бледные тени; в то же время его начали преследовать неумолимые лица его сообщников, бесчестного шевалье д'Асти и полковника! Он видел их во время совершения обряда бракосочетания, видел, как они бросают наглые и насмешливые взгляды на этого ангела, которого он мечтал назвать своей женой, как они преграждают ему дорогу в то время, когда он уже готов был переступить порог церкви, и говорят ему: «Не забывай, что ты все еще принадлежишь нам!»

124